Павел Пепперштейн. "Военные рассказы". Странная и дикая книга. Читать тем, кто любит сюрные безумные картинки и черный юмор. То есть, юмор - это я не к тому, что смешно, а к тому, что... даже не знаю, как сказать. Ну, скажем, как клоун в ужастиках.
Здесь Иисус Христос в образе красноармейца расстреливается белыми, отечественная попса с Пугачевой во главе сражается с западной, которую ведет Мадонна, живой гроб ворует мертвецов, чтобы танцевать с ними, инопланетный агент вторжения, спятивший от пребывания на Земле, притворяется тортом и нападает на банкетные столы, вдоль трасс бродит призрачный Макдональдс, где вместо кока-колы и фастфуда посетителям подают кровь и мертвечину, США захватывает Россию, но терпит сокрушительное поражение, после того, как топ-модели во время дефиле в честь блицкрига начинают восстание, призрак Маресьева в русских лесах вступает в смертельную битву с вампирским фантомом глобализации... и так далее, до вылезания мозгов из ушей.
Вообще, из всех этих больших и маленьких, ярких и черно-белых картинок складывается одно большое батальное полотно. Тут еще надо на заднем плане представить что-нибудь вроде "и две тысячи лет война, война без особых причин..." Войны гражданские, мировые, захватнические и освободительные, войны прошлого, настоящего и будущего, война старого против нового, женщин против мужчин, лета против зимы, вплоть до конца времен, когда, сведенные к чистой абстракции, правильные геометрические фигуры сражаются против неправильных, потом фигуры сражаются против фона...
Роскошный текст.
(А тут еще и картинки есть! )
читать дальше
"В Москву ехали в электричке, которая оказалась вся разбита внутри, изрезана ножами, кое-где без стекол в окнах. Зато вагоны заливал медвяный закатный свет, и разруха превращалась в роскошь в этом вельможном свете. Людей было много, и самых разных: калеки пели песни, щедро играя на гитарах и гармошках, пьяные лежали навзничь, с открытыми ртами, старики читали газеты, парни бандитско-спортивного вида потягивали светлое пиво, перемешанное с солнышком. Как бывает всегда в России в момент судьбоносных переломов и всеобщих превращений, из всех человеческих лиц прямо и даже нагло выглядывали могущественные силы всех видов: лица святых и ангелов запросто проступали сквозь лица уродов и старух, и наоборот: вроде бы приличные люди сидели с лицами столь страшными, что на них не получалось смотреть. Один из бандитских парней уронил на золотое от солнца окно свою голову, насыщенную пивом, и лицо его приобрело завершенное выражение Будды, погруженного в нирвану."

"И мне вдруг стало казаться, что все войны происходили лишь затем, чтобы надламывать вещи и оставлять их на некоторое время полуразрушенными, вскрытыми, чтобы хранящиеся в них тайны индифферентно выглянули вовне. Подобным образом война поступает с мыслями и чувствами людей - она надламывает их и оставляет надломленными, так что становится видна их материя, их срез.
Демонстрационный Срез - вот он, голубчик, цель всех войн. Эти процедуры, составляющие тайную суть всех войн, показались мне столь отвратительно случайными, столь отталкивающе нейтральными, столь лишенными не только героического, но даже и трагического содержания, что меня поначалу нередко тошнило, пока моя дрожащая от истощения рука выводила на бумаге фразу за фразой. Не я был их автором, я являлся лишь секретарем невидимых существ, диктовавших мне истории. Но потом странное и всеобъемлющее наслаждение выплыло оттуда, из текста, словно рыба из бездн, и холодная или горячая сладость отдельных слов напомнила мне о давно забытых пиковых моментах наркотического блаженства...
И тогда мне начинало казаться, что война умирает, умирает вместе со мной, и что умирает она настолько старой, что сделалась равнодушной к себе, но все же сквозь фильтр этого безразличия она диктует мне свои последние записки...
Но потом я догадался, что война вовсе не умирает, она просто приобретает новые облики, настолько непривычные, что мои глаза воина и шпиона более не узнают ее."