Д.Щеглов "Три тире".
"01.10.1943. Заночевали в деревне над рекой Десной. Здесь избы совершенно невредимы, но хозяева настолько перепуганы, что в нескольких домах нас просто не пустили. Только в крайней избе маленькая шустрая и миловидная бабенка с округлым животом приняла нас запросто. Она бойко, легко и с юмором рассказала, как кой-какие ее соседи сперва подались к партизанам, потом, кто "похозяйственней", разошлись по городам и нашли себе занятие: пристроились в "полицаи". Выждав малость, словно приглядевшись к нам, она спросила:
- Скажите-ка вы вот что: отымут от меня его, аль не отымут?
- Кого?
- Кого? - переспросила женщина и провела ладонью по животу. - Не иначе - сына. Говорят, их будут брать... Известно, куда нам фрицев... и своих хватает... Нарожали... хоть и война. А ведь он мой. Вот и пришла спросить: отымут или как?
На высокой ноте она со стоном втянула воздух и беззвучно, по-детски заплакала:
- Я ж ничего не могла поделать..."
"03.10.1943. Учительница, молодая и кокетливая, когда увидела наших пленных, приветствовала их с такой чувственной интонацией, которая, очевидно, стала у нее привычной за эти годы. - О, немецкие солдаты!"
"05.10.1943. Те партизаны, что размещались в деревне, представляли собой небольшую часть из партизанской бригады Кузьмина, оставленной для ликвидации притаившихся бандитов. За последние дни диверсанты уже взорвали два сельсовета и один мост на большой дороге.
- У нас тут, знаете, под видом партизан всяческие бандиты действовали. Бабу ограбят, барахло заберут, а потом расписку: мол, партизаны. А в нашей бригаде на этот счет строго было."
//немецкий дневник// "Наибольшую опасность для меня представляли русские полицаи. Они находились в каждой деревени и лично знали всех. Если появлялся кто-нибудь неизвестный без удостоверения, то, значит, он был партизаном и с ним обращались соответствующим образом."
"Нужно иметь хорошие нервы, чтобы в полном одиночестве проходит ь по таким лестным пространствам. Леса средней полосы России похожи на колоссальные чащи неандертальской эры."
"То, что в Европе знают о России, почти равно нулю."
"Я отдал себя в распоряжение штаба отряда в качестве врача и заявил при этом, что готов участвовать в боевых операциях. Все очень обрадовались этому. Ведь врач был крайне нужен. И я приступил к работе. Скоро мое имя узнал весь лес. Мне даже не было надобности запоминать пароль. Работы было достаточно: то надо было наложить повязку, то уложить ногу в гипс, то удалить пулю или зашить разрез. Постоянно приходилось иметь дело с кожными болезнями, чесоткой и сыпью, так как не хватало мыла для соблюдения личной гигиены. Особенно нуждались в моей помощи девушки."
читать дальше
"20.10.1943. Общий и самый распространенный вопрос, который идет из тыла: скоро ли кончится война? Из 364 просмотренных в сентябре писем, пришедших из Германии, только два оказались с нацистским содержанием."
"Инструкция фашистского командования: как следует вести себя немецкому солдату в еще оккупированных "областях Востока". "Надо только, чтобы русские (или, как часто говорится в документы, "жители Востока") убедились в нашем превосходстве, и тогда они покорно позволят управлять собой".
"10.11.1943. - И вот, собрались мы как-то вокруг командира, и он говорит: весь лес обложен, и в каждой деревне пикеты немецкие. А у нас на винтовку по десять патронов и еды - всего полкартошки на каждый день, и то сырой. Ее надо сосать и медленно, долго-долго жевать. Потому что костры разводить уже было нельзя. Над лесом летал самолет и бросал листовки: "Советская власть уничтожена. Война закончена, мы гарантируем каждому жизнь, если он добровольно выйдет из лесу". Вот что придумали! Тут я скажу откровенно, многие у нас приуныли."
"- И знаете, что я заметила: надо в подпольной работе всегда очень крепко верить самой в то, что себе сочинишь. Тогда не собьешься, если даже тебя неожиданно что-нибудь спросят."
"26.11.1943. Из Лондона по радио объявили о начале "концентрических" налетов на Берлин. Сообщения как будто бы победоносные, но от них стало неприятно, и никто из нас не испытал восторга: ведь гибнут люди, разрушается мирный город, а не военные объекты. Тут же вспыхнул спор: все ли средства хороши, когда надо вынудить врага кончать войну? И Забаштанский сказал негромко: "Легче всего врачу, чтобы убить болезнь, убить больного, но, борясь с фашизмом, мы обязаны сохранить народ Германии."
"07.12.1943. Ночью выехали. Обгоняем бесконечные ряды тяжелой артиллерии. Силуэты машин, орудий и людей на фоне зажженных фар имеют фантастический, декоративный вид: словно какой-то мрачный художник нарочно выдумал мерцающие ореолы вокруг черных контуров."
"10.12.1943. Каждый пленный - это шифровка из "того мира". И надо разобраться, надо понять, что в каждом отдельном человеке характерно для многих, для сотен, для всей их армии."
"25.12.1943. Событие трагическое и нелепое. Погиб полковник Гензик. Случилось это так: в боевом донесении из дивизии сообщили, что деревня на опушке леса будто бы уже взята нами, а это было совсем не так. Но Гензик, как всегда порывистый, не проверив, направился туда и прямехонько попал бы в руки немцев, если бы снаряд не опрокинул его машину. Такие вещи у нас обычно "списывают" войной, а следовало бы заняться ими прокуратуре и привлекать очковтирателей к суду военных трибуналов."
"03.01.1944. Дорога в ночном лесу при матовом свете луны фантастична, как декорации символистов. А слева, сквозь редеющий перед опушкой лес, виден фейерверк из трассирующих и зажигательных пуль."
"29.01.1944. Снег растаял. Такая погода в марте воспринималась бы, наверно, весело, но в январе эта непролазная и удручающая грязь еще острей подчеркивает, что все сместилось и мира нет."
"17.02.1944. Ранним утром выехали и скоро достигли Гомеля. Ни одного жилого дома. Город разрушен совершенно."
"21.02.1944. Сегодня лыжники и штрафной батальон еще до начала артиллерийской подготовки прорвали оборону немцев и углубились на пять километров, разрушая на своем пути всю вражескую связь. В два часа я был направлен в корпус, куда уже доставлено до полутораста пленных."
"20.03.1944. Куда бы ты ни шел, что бы ты не делал, в груди все время сладостное беспокойство! Ведь это мы идем вперед!"
"07.04.1944. Уже подходя к селу, повстречался с женщиной.. Она стояла на тропе, и поза ее словно говорила: куда же мне идти? ведь некуда...
- Ждете кого?
- А кого мне ждать? Мужа нет... Да и не мужа я тут любила... Тихо здесь, затем и вышла. На этом поле, вона там его расстреляли. Ну, а муж... в то время ходил в "зеленых". Долго я не могла понять: то ли он партизан, то ли так... бандит... Жил будто в лесу, а из лесу в дом приносил добро. Разве так партизаны воюют? Разве там, в лесах-то, что-нибудь кроме коры наскребешь?"
"24.04.1944. - Наконец, глупость! Тоже вид преступления на войне! Мы несем огромные потери, даже не наступая. В особенности на реке Друть. Потому что люди забыли, что надо себя беречь. Есть ходы сообщений, траншеи, а пробираются открыто, демаскируя позиции, выдавая тем самым свою оборону. За это будем отдавать под суд!"
"28.04.1944. - Но все-таки, почему он перешел? - допытывался генерал.
- Потому что с вопросами "почему", "зачем" и "для чего" нельзя солдату воевать."
"02.05.1944. - Неужели в Германии тоже березы есть? - в раздумье говорил Ходаш и сам же отвечал: - И даже очень просто... А странно это... а? и рябина есть... Скажи на милость... Земля повсюду... и люди повсюду..."
"03.05.1944. Из блиндажа, врезанного в холм, навстречу нам выходит офицер и направляет нас на левый край, где наши и немецкие траншеи переходят одна в другую без всяких заграждений. И мы и немцы рассчитываем на то, что это может пригодиться, когда начнется рукопашный бой."
"07.06.1944. То, что на Западе начались серьезные бои, видно хотя бы из того, что обе воюющие стороны усиленно призывают бога. Бедный Бог! Он должен помогать и тем и этим!"
"26.06.1944. "Германия не может не победить". Эти слова говорит унтер-офицер 4-й роты саперного батальона, инженер Мюллер. Он держит руки строго по уставу. У него жестокие серые глаза. Говорит он громко, разделяя каждое слово. Четырнадцать лет он был членом нацистской партии и вступил в нее не из расчета, но по твердому идейному убеждению. Вот та сила, которая еще проявит себя после войны и немало горя принесет Германии, если не будет ликвидирован фашизм. Я люблю видеть врагов без забрала, в лицо... И вот он сейчас передо мной...Способны ли мы победить его до конца, то есть изменить его мысли?"
"28.06.1944. Даже личные приказы Гитлера не выполняются высшим командованием: несмотря на то, что город Бобруйск был объявлен крепостью (и должен, стало быть, обороняться даже в случае окружения) его гарнизон - два корпуса и две дивизии - без боя оставил позиции и отошел в леса, очевидно, чтобы пробиваться дальше, на запад."
"Узнаю еще об одном приказе верховного командования: о том, что при отступлении рекомендуется расстреливать своих же немецких раненых - "если они этого пожелают, чтобы избежать мучений и пыток в русском плену".
"В 108-й стрелковой дивизии пошел назад к окруженной немецкой части обер-ефрейтор Марти. Он сказал, что объяснит солдатам, как безнадежны их попытки вырваться из нашего кольца. Каретников передал короткий ультиматум: либо плен, либо уничтожение. Ждать долго не пришлось. Уже через 30 минут в лесу затрещали сучья, с белым флагом на палке вышел Марти и доложил, что привел с собой группу солдат, желающих сдаться в плен. Их оказалось почти три роты, около двухсот человек! Причем одна замечательная деталь. Немцы привели двенадцать лошадей под седлами, два тягача и полную документов штабную машину. Они спасали свою жизнь организованно и, я бы сказал, вдохновенно."
"Переводчик разведотдела сержант Рудь, совсем еще мальчик, красивый и темпераментный, в старательной заправленной гимнастерке, перетянутой новым ремнем, поблескивал черными глазами и с напускным безразличием, вспоминал события этой ночи.
- Если хочешь чего-нибудь добиться, надо всегда немного соображать. Штиммт //определенно, нем.//. Вот из лесу к нам вышли два одичалых фрица из 407-й охранной дивизии. Они рассказали, что неподалеку много немцев, которые не знают, что им делать. Ну, в таком случае решаю быстро: когда же работать, если не сейчас? Взял свой рупор и этих двух, и мы пошли. В самый лес. Мне говорили: возьми автоматчиков! Но, во-первых, откуда, когда их нет. Автоматчики все в бою. Во-вторых, когда из лесу выйдет рота фашистов, что могут сделать два автоматчика? Нихтс! Ну-ун, гут, прошли мы с километр, и я тогда объявил в свой рупор, что сейчас будут говорить настоящие фрицы. А в лесу никого. Я да немцы! Здоровые! Правда, у меня пистолет. Но все-таки... Взяли они мой рупор и стали кричать: "Немедленно переходите в плен! Здесь вас накормят,и вы останетесь жить". И вот из кустов появилось сразу пятнадцать эдаких немцев! Это было очень смешно. Они, значит, лежали где-то совсем недалеко, притаившись. вот так выходят, и все с оружием... Автоматы висят на груди, и они их сжимают лапами, а рукава завернуты до локтей. Картинка, я вам скажу... Так и идут, никуда не сворачивая... прямо ко мне. Молчат и идут. Это мне показалось не очень уж симпатичным... Мои закричали: "Зер гут!" А они все идут! Тогда я сказал одному: "Командуйте, чтобы складывали оружие!".Он закричал, а немцы идут... Когда они подошли не больше, чем на пять шагов, передний из них козырнул, остановился, назвал себя, а потом положил автомат на землю. То же самое сделали все остальные."
29.06.1944. - Кто командовал вашей дивизией?
- Кульмер. Генерал Кульмер, - повторяет Эккерт и останавливает на мне холодный волчий взгляд.
Я чувствую, что в эту минуту он взвешивает с наибольшей быстротой, на какую только способна его черепная коробка: что делать... никого нет... окно открыто... сзади дверь и безлюдный двор... Бежать, сопротивляться... немец отводит глаза. Он не хочет рисковать своей жизнью, и в этом безмолвном разговоре он еще раз сдается в плен."
"30.06.1944. Нами отрезан Минск и в его районе взяты в клещи немецкие дивизии. Утром была тревога. Появились три тяжелых юнкерса. Они сделали круг над нами и вдруг...из них стали вываливаться темные предметы, затем распустились желтые пузыри, и в небе закачалось не менее 50 парашютистов. Но через несколько минут невооруженным глазом можно было уже разобрать, что опускались не люди, а какие-то продолговатые мешки. Это спускались... продукты для окруженных гитлеровских частей. Папиросы, шоколад, паштеты, консервированный черный хлеб. Все это быстро и с шутками подобрали красноармейцы. "Подарок" раскрыл нашим бойцам, насколько растеряно немецкое командование и насколько оно не знает истинного положения."
"01.07.1944. В деревне Озеры крестьяне настойчиво просили дать им оружие, чтобы организовать оборону, так как в соседней деревне фашистские отряды, прорываясь к западу, вырезали и расстреляли всех, кто на ту пору оказался дома."
"05.07.1944. На придорожных столбах мы набиваем стрелки и дощечки, на которых пишем на русском и немецком языках, что в деревнях Любоничи, Корм, Каменичи есть пункты для приема военнопленных, где каждый немец сразу получает пищу и медицинскую помощь. "Не оставляйте раненых, несите их с собой! Не бросайте ложек и котелков,чтобы сразу было во что положить горячую пищу", - сообщаем мы по громкоустановкам."
"09.07.1944. Вчера проехали нашу старую государственную границу."
"13.07.1944. Передвигаемся вперед по Польше. Так же, как и в нашей Белоруссии, все время попадаются оставленные немцами пепелища, пристреленные у сараев лошади, коровы и мелкий скот. Люди в скорбном одиночестве, как будто не могут оторваться от обнаженных очагов."