Привидение кошки, живущее в библиотеке
В.Ширяев. Колодцы.
«Оруэлл жаловался на непонятность французских газет – все на остроумии, на парфянской стреле и пуанте, у нас перекованном в «понт». Одни юмористы в стране. Хороший понт дороже, чем работа!
Распространяется спонтанно – значит, мем. Хотя есть же хорошее набоковское слово «пошлость». Реклама – дело тонкое. Она должна соединять вирусность («пошлость» в тесном смысле) с политкорректностью: выжигать в мозгу неправильные нейроны. В 90-е многие переоценивали свою рекламную резистентность. Разум их переоценивал свою разумность.
Из мемов (клише, штампов, крылатых слов) легко лепить образ самого себя, персону-маску. Устаешь писать от самого себя, начинаешь писать от маски («хари» по протопоп-аввакумовски). Чтобы маска не приросла намертво, сочиняешь себе вторую маску (более легкую, более похожую на лицо). Научаешься мастерить маски, заводишь себе третью, четвертую. Потом маски начинают общаться между собой.
Сперва – икона, которая прорывалась из потустороннего. Икона – все и каждый, и нечто сверх этого. Затем – портрет-парсуна – схватить всегдашнее в отдельном человеке. Ну а затем сэлфи – зачем ухватывать вечное в человеке, если можно в любой момент сфотографироваться? Для богатых – пластика веры, для бедных – маски. Зощенко во время НЭПа предложил подвязывать работникам торговли улыбки, чтоб не отпугивать покупателей.
Объективная поэзия – типа сэлфи. Пальцами разбрасывать эмоции быстрее, чем лицом, и морщин не будет. Пишешь, что видишь, все подряд. И смайлики ставишь, которые Набоков придумал. Есть в этом что-то индокитайское: чтоб выразить эмоцию тоном, надо орать. Или использовать специальные частицы. Вот и у нас будут наряду с матом частицы политкорректности».

читать дальше